<<<Покои Уфира

Следом, не сопротивляясь, покорно, как глупая овечка на бойню за своим хозяином, не испытывая особых эмоций. Ни страха – лишь лёгкий мандраж,  ни злости или ненависти к идущему впереди демону, всё то же слепое обожание и готовность терпеть любые муки. Дошли они весьма быстро, может, оно к лучшему. Чем быстрее всё начнётся, те быстрей кончится и тем быстрей можно будет избавиться от этой тяжести в спутанных мыслях. Вряд ли Уфир мог что – то понять благодаря наказанию. Ведь гордость никто не отбирал, а подчинение действовало лишь в присутствии Азазеля и лишь ему, никому другому, даже Люциферу.
Когда верхняя часть тела обнажилась, по всему телу пробежал холодок. Да, в этом месте было довольно холодно, вместе с ранами придётся лечить ещё и застуженные мышцы. Вновь следом за мучителем, на колени, лёгкое неподчинение приказу. Точнее, он не успел поднять голову, как этого требовали, так как это сделали за него гораздо раньше. Взгляд зацепился за плеть. Это будет гораздо больнее, чем следовало бы ожидать. С другой стороны, разве кто и обещал ему, что лишь поласкает спину парой ударов самой обычной плети и отпустит? Последующее поведение рыжего демона скрывало подвох, явно. Однако, не смотря на это, лекарь расслабился, унимая всё тот же лёгкий испуг перед последующим. Пока ничего страшного не произошло, а в шёпот он не вслушивался, не вникал в смысл сказанного. Царапины на груди – всего лишь царапины, вновь ничего необычного, но то, что последовало за этим, на время выбило Уфира из безмятежной колеи. Боль от проткнутой когтями груди разлилась по всему телу, пришлось закусить губу, чтобы не кричать и даже не стонать. Ни одного звука, то ли из вредности, то ли он по-своему понял личную роль в этой жестокой игре. Лишь дёрнулся назад, что оказалось бесполезным. Стой ещё мучитель спереди, можно было бы избавиться от этих ногтей, но не теперь. В этот раз холод оказался даже полезен, остужал раны, не давая им саднить со страшной силой.

Когда плеть хлёстко ударила по земле, лекарь вздрогнул. Захотелось вскочить на ноги и просто убежать, позорно, трусливо убежать, пока не стало слишком поздно. Но взгляд демона приковывал к земле, а разум подсказывал, что бежать ужасно глупо, что будет лишь хуже. Так и не придя к выводу, Уфир вновь вздрогнул, на этот раз несколько истерично, выгибаясь в спине от резкой жгучей боли, закусывая нижнюю губу до крови, так же, не позволяя ни одному звуку слететь с пересохших в одно мгновение губ. Второй удар, лишь больше боли. Она растеклась по телу медленными волнами, проникла в голову, накрывая все чувства и мысли своей пеленой, затмевая всё вокруг. Но, однако, одного ей не удалось сделать – убить ту часть гордости, не подвластную гипнозам, не подвластную желаниям и другим чувствам. Именно эта гордость убивала все звуки на подходе к горлу, даже стоны, тихие, как шелест падающего по ветру листа, как шум первых капель дождя, падающих на землю. Вновь удар, лекарь принялся царапать ногтями землю, впиваясь в неё, чтобы хоть как-то отвлечься. Чётвёртый раз стал последней каплей. Уфир не отличался особой терпеливостью, а потому, чудным образом на миг, пересилив гипноз, резко поднялся на ноги, с разворота ударяя своего невольного мучителя. Попал, похоже, в скулу, после отступил на шаг. Глаза заволокло красной пеленой, ноги подкосились, пришлось вновь рухнуть на колени, краснея от подобного унижения, стыда, гнева и ощущения полной беспомощности. Не хотел, называется, никого злить. Получилось это? Вряд ли. Да ко всему прочему ещё и чувство вины примешалось. Азазель не был виноват в том, что делал всё это, в том, что Уфир сам нарвался на наказание и в том, что не мог ослушаться приказов Люцифера, зная, что в таком случае получит больше, гораздо больше боли, нежели сейчас получал лекарь.

Тело лекаря продолжало дрожать. Раны на спине саднили, как и разбитые колени. Лишь он мог так неосторожно упасть на камни, повредив их. Лишь он мог поступить так необдуманно, пытаясь сопротивляться гипнозу, от чего ещё и разболелась голова. Не столько больно, сколько обидно, ужасно обидно, что всё это происходит с ним, что над ним ещё и издеваются. Будь на месте Азазель Люцифер, он бы непременно уже закончил пытки, так как не отличался особой снисходительностью к провинившимся. И пусть его удары были бы втрое больней, пусть Уфир не смог бы после них даже до комнаты добраться, но за то не было бы этих моральных переживаний, этой безумной тяжести, которая сковывала по рукам и ногам. Приказ. Определённо приказ прозвучал из уст демона. Пришлось подчиниться, чтобы вновь не сорваться на слабую попытку отстоять своё право на нормальное существование, на кожу без шрамов от ударов плети, но чистым разум без пелены слепого обожания. Глаза переместились на крест. Тяжёлый, деревянный. Кажется, на таком распинают неверных глупые люди. Неужели и в аду эти пытки применяются с подобной охотой? Подползя к кресту и проведя по холодному дереву пальцами, лекарь вяло подумал о том, как будет лучше лечь. Если следовать логике – нужно на спину, но она болит. Сильно болит. Не захочет ли Азазель вдруг добавить к старым ранам новые? Тогда лечь следует на живот. И всё же…. Когда жёсткая поверхность коснулась кровоточащих ран, лекарь вновь закусил губу, издав неслышный вздох. Раскинул руки в стороны, точно по тому же дереву и закрыл глаза, пытаясь не думать о том, что с ним сделают, привяжут или же прибьют к этому кресту.

Удар. И в руку вонзается гвоздь. Сперва не больно, нет, от сильного потрясения больно не бывает никогда. Лишь через пару секунд притормозившая реакция доходит до мозга и болевой импульс проноситься по всему телу. Главное было – не выдёргивать руку. Ни при каких обстоятельствах не пытаться выдернуть её, иначе есть риск, что гвоздь застрянет внутри, а это гораздо опасней просто разорванных тканей. Нет, не только тканей. Второй удар, похоже, сильно повредил хрящи, так как рука мгновенно налилась свинцом, дёргаясь в страшной судороге. Ни пальцами не пошевелить, ни вообще что-либо сделать. И невыносимо больно. Так, что лекарь не выдержал, глухо вскрикнул, после ещё раз, когда вновь неудачно дёрнул руку. На уголки глаз навернулись слёзы отчаяния, непонимания, за что ему это всё. Ничего он не делал такого, что могло привести к подобным мукам. Он вообще ничего не делал. Быть может, это было неправдой, но в беде, зачастую, люди сваливают вину на всех других, стараясь уйти от ответственности. Кто сказал, что демоны ушли далеко от них в этом плане?
И тут же контраст, прикосновение нежной холодной кожи к пылающей груди. Прикосновение, разливающееся успокаивающей волной, заставляющее вновь сдерживать себя от попыток освободиться, терпеть, во что бы то ни стало. Однако вместе с тем, подсознательно, Уфир сжал вторую руку в кулак, закрывая доступ к своей ладони, не желая больше ощущать эту боль и биться на кресте в необузданных припадках боли и гнева. – Прошу, не надо. – Первые сказанные за долгое время слова, полные мольбы. Он знал, что его не послушают в этот раз, так как это даже не наказание – это всего лишь прелюдия к нему, но не высказаться не мог, иначе комок причитаний, стенаний и криков так бы и не вышел из груди.

Удара не последовало. Но и предыдущих было достаточно, чтобы лекарь начал дёргаться и дрожать по любому поводу, даже от прикосновений к своей руке мягкими губами. Дёрнулся и во время поцелуя, после всё же успокоившись и даже прикрыв глаза, наслаждаясь этим мгновением. Да, следовало терпеть всё это ради одного лишь поцелуя. Спасен? А вот этого Уфир вновь не мог понять. Неужели отделался лёгким испугом и пораненной рукой? Но это просто немыслимо. Это уровень третьего-четвёртого порядка, если не меньшего, но никак не седьмого. Ладно бы ему этим гвоздём грудь пробили, а то и шею, или голову, но руку. С другой стороны стало легко оттого, что больше ничего не будет, он просто встанет и пойдёт в комнату. Следующие слова Азазель слегка развеяли сказку – он пойдёт не в комнату, а на встречу с Люцифером, который, скорее всего, захочет выяснить, усвоил ли лекарь урок, или наказывать его придётся второй раз, на этот раз, в роли палача избрав кого-либо более сурового. Лишь благодаря демону он смог подняться на ноги, прижимая кровоточащее запястье к груди, вздрагивая вновь от резкой перемены температуры. Стало теплей, лучше среди крыльев бывшего мучителя. Разве можно на него злиться? – Все хорошо. – Меньше всего он хотел, чтобы его жалели или пытались успокоить. Это не удастся никому, только сильному яду, больше похожему по эффекту на действие изрядной доли алкоголя. Наутро туман и никаких эмоций, лишь жгучее желание пить. Но, противореча желаниям, он все же прижался сильней к демону, доверчиво утыкаясь носом в его шею, для этого странно запрокидывая голову назад, чтобы случайно не задеть его рогами. Не больно будет, но и делать этого всё равно не хотелось.